Иволгинец Пурбо Надмитович Цыренов знаком многим односельчанам как старейший житель села, ветеран войны и труда. Он долгое время трудился в ОПХ «Иволгинское» луговодом, и сейчас уже, будучи на пенсии, продолжает оказывать помощь родному хозяйству. Сегодня он делится своими воспоминаниями о своей боевой юности, в частности, о памятном эпизоде – взятии Хайларского укрепленного района и капитуляции японских войск.
Солнце пекло беспощадно. Чужое, жаркое солнце, ведь в родной Бурятии оно такое теплое, желанное. Мы шли по Маньчжурии, гнали японцев. Бойцы шли усталые, но чувствовали себя победителями – и вот это придавало силы.
Победа над фашистской Германием уже была одержана три месяца назад. Такая желанная Победа! Нам оставалось убрать, снять этот дамоклов меч угрозы милитаристской Японии.
Моя рота ПТР ничем не выделялась среди других: людей мучила жажда – жажда победы и жажда, буквально, воды. Мы делали в день по 50-60 километров. Говорят, человек ко всему привыкает, но к этой бесконечной ходьбе трудно было привыкнуть.
По ночам японцы беспокоили нас: то часовых снимут, то на спящих нападут, тенями бегали ночами по степи. Мы их, как назойливых комаров, отгоняли и уничтожали. Японцы, по-моему, сами чувствовали, что никакая сила не остановит, не устоит перед мощью Красной Армии.
Я часто вспоминал родную Иволгу. Для меня нет лучшей земли, чем моя долина Иволги. Заберешься, бывало, на вершину горы Баинтугад, и вся долина лежит, как на ладони. Особенно красива она летом: вся цветущая, зеленая. Конечно, каждому дорог его край, потому что каждый защищает свой дом, свою землю. Не мы начали вторую мировую войну, мы лишь воздали по заслугам любителям чужих земель.
Японцы, населенные пункты сдавали почти без боя, они откатывались назад, подобно зверям, убегающим в нору. Но вот впереди мы увидели доты, мощные сооружения, которые вошли в историю как Хайларский укрепленный район. На него японцы возлагали немало надежд. Он должен был стать надежным прикрытием, но наши механизированные части обогнули его и прошли дальше. Район состоял из 6 дотов, соединенных между собой глубокими траншеями. Все было сделано основательно. Степь полностью простреливалась из дотов. Нашей 93-й стрелковой дивизии под командованием генерала Збигнева было приказано ликвидировать этот объект. Приказ есть приказ. Мы с ходу сделали несколько попыток взять его, но они не увенчались успехом. Тогда дивизия расположилась напротив укрепленного района, окопались. Первые атаки не были результативными, и мы были вынуждены откатываться назад. С нашей стороны произвели мощный артиллеристский обстрел дотов. Казалось, никто не останется в живых после такого убийственного огня. Но, поднявшись, цепи наших солдат были вынуждены лечь снова, чтобы избежать смерти и огня. Велико было желание японцев не пропустить нас, сдержать свою оборону, но сила ломает силу. Наши многочисленные атаки и воздушные бомбежки, артобстрелы сделали свое дело. Укрепленный район сдавался, понимая бессмысленность защиты. Осажденные, конечно, слышали по радио, что дела у них плохи и на других участках.
…Целую неделю, горела степь. Еще целую неделю мы вели бой с этим затравленным зверем. Я до сих пор хорошо помню тот день, когда мы должны были принять парламентеров. Наши условия были ясны – безоговорочная капитуляция.
Белый флаг, привязанный к штыку, сначала робко показался над окопом, потом солдат с флагом поднялся во весь рост, постоял, затем из дота выехала легковая машина. В этой, режущей слух тишине было слышно далеко-далеко, как гудел где-то самолет. Солдат с флагом сел в легковую машину (в ней сидели генерал и переводчик). За ними выехала грузовая автомашина с солдатами. Они ехали прямо на мою роту. Я вышел навстречу с солдатами. У нас был привязан к штыку красный флаг. В это же время к нам подъехал комбат, а японский генерал, как узнал я его фамилию Номор, вышел из машины и сказал: «Я хочу говорить с русским командованием». Мы его посадили вместе с переводчиком в автомашину комбата, и они поехали в командование дивизии.
Я был страшно горд, что принимал участие в капитуляции японских войск.
Литературная запись и обработку воспоминаний П. Цыренова сделал В. Доржиев. 1986 год. (Из архива районной газеты «Жизнь Иволги»).