Александр Мень хотел быть

охотоведом Мало кто знает, что в Иркутском сельскохозяйственном институте учился наш выдающийся соотечественник Александр Мень – проповедник, философ, писатель, историк В 1955 году факультет охотоведения Московского пушно-мехового института был переведен в Иркутск. В той московской группе прибыл в Сибирь и Александр Мень, и другой известный россиянин - Глеб Якунин. На факультете сохранились зачетная книжка Меня, докладные записки о нем и, главное, воспоминания друзей-однокурсников. «Осень обрушила на нас новость: наш московский пушно-меховой расформировали. Хрущеву подсказали бредовую идею отправлять институты на периферию, так как учиться надо якобы там, где будешь работать. От преподавателей, от библиотек, музеев, коллекций, учебных баз, традиций нас, охотоведов, отправляли в иркутский сельхоз, где было охотоведческое отделение. Но нельзя сказать, что мы запаниковали. Сибирь! Байкал! Тайга! Охота! Ха! Едем!.. В августе 55-го Иркутск встретил нас концертами Вертинского и Козина, изумительной резьбой деревянных наличников, сохранившимися бревенчатыми особняками Трубецкой и Волконской и древним красивым зданием института, на фронтоне которого проступала надпись «Сиропитательный дом госпожи Медведниковой»… Большинство поселилось в общежитии, Алик Мень снял комнату. Затем к нему переселился и Глеб Якунин, который учился курсом старше и тоже приехал в Иркутск».Девочки родного сельхоза, пединститута и прочих женских учебных заведений, естественно, не оставили москвичей без внимания. Но это не нравилось их юношам. Начались драки. Весь первый год московские охотоведы кулаками отвоевывали себе жизненное пространство. И развлекались, доставляя много беспокойства деканату и особенно кафедре политэкономии. «Мы задавали сложные или просто идиотские вопросы и смотрели, что получится. Например, спрашивали: а существует ли черт? Преподаватель лез на стену, что-то доказывал, объяснял, запутывался, а поняв, что насмехаемся, зверел. К концу года кафедра политэкономии стала нашим врагом».Полной неожиданностью для охотоведов стало отношение к ним горкома комсомола. Шел обмен комсомольских билетов, а им не меняли, потому что объявили стилягами. Дело в том, что фасоны московских швейных фабрик сильно отличались от иркутских. «Наши парадные брюки, по мнению местных комсомольских лидеров, были сильно заужены. И фокстрот мы танцевали не так, а уж джаз да с саксофоном – просто криминал, граничащий с изменой Родине. Больше всего их раздражало то, что во время танца Мень щелкал языком – получался звук пастушьего бича. Словом, внимание к нам было со всех сторон повышенным, и первый год в Иркутске мы все время от кого-нибудь отбивались. Но в 20-летнем возрасте это было интересно и весело. К тому же мы охотились, упивались сибирской тайгой и Байкалом».Чем в свободное время занимался Мень, никто не знал. А он читал, конспектировал, писал. В этот год он заканчивал большую серьезную книгу «Сын человеческий». Первая «ласточка» из КГБ появилась в конце учебного года. То одного, то другого охотоведа стали вызывать в деканат, где неизвестные безликие люди наедине пытались выяснить, чем занят Мень. Все студенты, как один, отвечали: понятия не имею. Именно в это время они узнали, что Мень верующий и связан с церковью больше, чем обычный прихожанин. Реакция была единодушной: это его дело. К нему стали относиться даже теплее, и не потому что верующий, а потому что умнее и целеустремленнее. И появилось общее желание прикрыть от опасности – к этому времени охотоведы стали особенно дружны. Он никогда не проповедовал религию среди друзей, но перестал скрывать, что верит. Кое-кто тогда утверждал, что весь охотфак вместе с преподавателями стройными рядами пошел за Менем в церковь, но это не так. В церковь с охотфака пошел только Глеб Якунин, остальные остались атеистами.На 4-м курсе на иркутскую пушно-меховую фабрику приехали на практику студентки-товароведы из столицы. Конечно, ехали те, у кого раньше в Москве была любовь с охотоведами. К Александру Меню приехала Наталья Григоренко. Вскоре они обвенчались, а через год у них родилась дочь. Наталья жила у родителей под Москвой, а Александр еще учился в Иркутске.Его «прижали» на 5-м курсе. У охотоведов была 6-месячная практика, и Мень уехал в Подмосковье – хотел быть ближе к жене. Опоздал он на три дня, и у него потребовали объяснений. Другие опоздали на две недели – никто и не заметил. А потом были экзамены. Завалить Меня преподаватели охотфака отказались. За это взялась кафедра политэкономии. «Валили всем дружным коллективом – ничего не получилось. Алик знал больше, чем они все вместе взятые. Члены комиссии выглядели полными дураками. Ему поставили «тройку», а это означало – допускали к госэкзаменам. Мы ликовали», - это опять из воспоминаний друзей. Вот тогда-то была вытащена на свет его объяснительная записка об опоздании с практики. Появилась резолюция декана: «Учитывая низкую учебную дисциплину на 5-м курсе, в которой немалую роль играют студенты, подобные Меню, считаю необходимым поставить вопрос об отчислении его из числа студентов ИСХИ». И ректор начертал: «Считаю невозможным дальнейшее пребывание товарища Меня в числе студентов института». Меня исключили. Друзья скандалили, доказывали – их никто не слушал. «Теперь-то, много лет спустя, мы понимаем, что декан и ректор отнюдь не были кровожадны. Им приказали – они нашли способ. Время было такое – ослушаться было нельзя… Когда Алик уехал в Москву, мы вдруг почувствовали, что стали взрослыми и расправляются с нами уже по-взрослому».Как Александр Мень стал сельским священником, крупным ученым и харизматической фигурой, написано много. А для студентов-охотоведов он остался родным человеком и добрым другом Аликом Менем.Андрей ГРАНИН "Прайм ТВ"